Майкл поступил единственным способом, который мог бы удовлетворить его чувство справедливости. Он потратил полгода, чтобы уговорить Джима всеми правдами и неправдами пойти к психологу. На этом его душа успокоилась, и точка была поставлена, но не со стороны Джима.
Невольно Джим создал для Майкла неоднозначную ситуацию. С одной стороны Майкл сделал всё возможное, чтобы помочь ему, а с другой стороны он оказался «ответственен за результат». В последний раз, когда они виделись, Джим признался: «Даже если я справляюсь со своим страхом, я точно знаю, что ты единственный человек, кого мне стоит любить. Я не откажусь от тебя». И Майкл прекрасно понимал Джима, но изменить своё отношение не мог.
Он так и приходил к нему. Редко. Но постоянно. Беседовал об успехах. Говорил о жизни. Обнимал. И не только обнимал. Вздыхал. Обещал больше не появляться. Уходил. И снова возникал на пороге.
Сегодня он пришел с большим ящиком в руках и, проникнув в кухню, собрал нечто похожее на шлем.
— Что это? — спросил Джимми.
— Это КРАН. То есть транскраниальный магнитный сканер высокой точности и стимулятор. Первый в своём роде, Джеймс.
Джимми посмотрел на большую тяжёлую штуку, похожую на надрезанный арбуз.
— Это что-то, что умеет читать мысли? — спросил он.
— И читать, верно, — ответил Майкл, подошёл к Джиму вплотную и неуверенно спросил: — Ты не против, если я немного загляну в твою голову.
Джимми улыбнулся и покраснел. Сейчас он скажет свою знаменитую фразу, из-за которой Майкл иногда мечтал его убить.
— Против, — и добавил, — но разрешаю.
Майкл увидел перед собой пару огромных глаз, отражающих блик окна, и ощутил тёплую волну, окатившую с головы до ног. Он вздрогнул. Качнулся. И аккуратно надел шлем на голову Джима. Подключил телефон к монитору. Активировал связь с тестовым сервером CommuniCat. Шлем заблестел редкими огоньками. Монитор моргнул и отобразил полукруглые поверхности, которые были похожи на карту далёкой сказочной туманности, переполненной призрачными огнями мерцающих звёзд. От каждой звезды в глубину тьмы тянулись тысячи радужных хвостов, схожих с кронами деревьев.
Майкл подумал, что мог бы записать активность зрительной коры Джима, если бы имел достаточную пропускную способность оборудования. Тогда он мог бы посмотреть на себя со стороны в истинном значении этого слова. Узнать, как Джим видит его. Он заметил также изменения в специализации зрительных нейронов, что свидетельствовало о болезни Джима.
Но больше всего он желал увидеть другие загадки этой вселенной. Майкл выполнил в воздухе несколько жестов ладонью, и тысячи огней рассыпалась на связанные полигоны, а в боковой части экрана в порядке иерархии отобразились символы: «N11Z87, N12P39». Майкл произнёс: «M51P03, H88R340, Z346I32, O70G», и монитор тотчас же задрожал пылающими массивами звёзд. Он удивлённо посмотрел в тёмные глаза Джима, спросив про себя: «Ты правда это чувствуешь?», и сам же ответил вслух:
— Правда…
Джим смотрел в монитор, догадываясь о смысле нарисованных точек.
— Во мне так сильно горит? — спросил он.
— Да, так сильно, — ответил Майкл.
Больше Майкл не стал тратить время на «глупости». Он открыл виртуальное досье личности Джима, которое десятками лет создавалось в недрах CommuniCat из массива его следов в цифровой сети. Досье представляло из себя скопление идей, которые поддерживал человек. Каждая идея была связана с векторами акцептования оттенками отношений к идее и складывалась в группы отношений с другими идеями и группами идей. Всё это носило название: профиль суперидентичности.
— Сейчас я буду показывать ситуации, которые тебе следует вообразить, — инструктировал Майкл. — Не нужно ничего отвечать, и не нужно обдумывать. Просто сконцентрируйся на том, что видишь.
Майкл заметил, как на мониторе появился ответ «Да» раньше, чем Джим кивнул в знак согласия. Майкл показал ему экран личного коммуникатора, в котором были записаны заранее отобранные видео, где люди гибли в авариях, требовали помощи, любили друг друга, помогали друг другу, ругались друг с другом, спорили, находились в радости, в горе, в болезни, в одиночестве и умирали.
В отличие от Паоло, Майклу требовалось в два раза больше времени, чтобы правильно обработать значения сегментов мозга Джима. Но Майкл понимал, что в этом деле у него не могло быть помощников, потому что он не просто нарушал закон о вмешательстве в профиль суперидентичности, но и делал это с молчаливого согласия человека, который ему беспредельно доверяет.
Майкл вспомнил Чарльза, который бы напел что-то вроде: «Поздно бояться! Поздно жалеть! Поздно метаться! Поздно терпеть! Время бросаться! Время взрослеть! Время рождаться! И время сгореть!».
Майкл перепроверил результаты снова, но не смог избавиться от ощущения, что упустил что-то важное. Он смотрел на три карты суперидентичности: одна принадлежала Джимми, созданная CommuniCat, вторую он создал сам прямым наблюдением нейронной сети, а третья — описывала его собственную личность.
— Поразительное сходство, — озвучил он наблюдаемый результат.
Это означало, что алгоритм CommuniCat совместимости партнёров не ошибается. Очевидно, Джим был для него идеальным вариантом.
Майкл подвинулся к Джиму поближе:
— А можешь описать то чувство, которое ты ощущаешь ко мне сейчас?
Джим вопросительно посмотрел на Майкла:
— Любовь? — неуверенно сказал он.
— Это слишком общее слово. Ты бы мог рассказать подробнее. На уровне ощущений. Вот, например. Когда меня нет рядом, ты чувствуешь, что потерял что-то важное?
— Ну, конечно, мне приятнее, когда ты рядом, — Джимми неуверенно поводил глазами по сторонам.
— Я имею ввиду другое чувство. Такое очень неприятное, резкое. Чувство утраты. Как будто у тебя украли миллион! Или отрезали ногу, руку. Что-то очень важное. Такое чувство есть?
— А, понятно…, — сказал Джим. — Такого чувства нет.
Настала очередь Майкла удивляться.
— То есть его сейчас нет, — уточнил Джим, — раньше, как только я влюбился в тебя, оно было. Когда ты уходил, было чувство, будто из родных кто-то умер. Будто бросили.
— То есть влюблённость у тебя прошла?
— Ну да, — Джим кивнул.
— А что ты чувствуешь сейчас? Прямо сейчас?
— Мне хорошо, — ответил Джим.
— Это у тебя на лице написано, — улыбнулся Майкл. — А на что это чувство похоже?
Джим задумался:
— Когда ты рядом, мне кажется, что всё на своих местах. Так, как должно быть. Самым лучшим идеальным образом.
Майкл посмотрел на разбросанные вещи, незаправленную постель и задумался:
— То есть прямо сейчас?
— Да.
Майклу, у которого был особый пунктик относительно положения пуфиков в комнате, чувство «что всё на своих местах» было хорошо знакомо. Но он и предположить не мог, что такое чувство можно было бы назвать словом «любовь». А почему нет? Почему любовь обязательно должна быть романтичным туманом, чувством значимости, когда ради тебя что-то делают, совершают и превозмогают. Почему любовь не может выражаться простым, даже утилитарным, ощущением порядка или чувством сложенных вещей в комнате.
Майкл заглянул в себя и почувствовал зависть к Джиму: в его душе чувство порядка отсутствовало.
— Обидно, — прошептал он еле слышным голосом.
Майкл до последнего сомневался в возможностях построения модели идентичности по цифровым следам. Ведь люди редко когда говорили правду что в сети, что в реальности. Они редко отражали свои истинные мысли и мнения. Как же тогда анализ образа, которым человек хочет казаться, мог дать ответ о его истинной сущности? Майкл не понимал. Но теперь он вынужден был признать неотвратимость фактов.
Значит, то, что он считает ложным, — не ложно. Значит, когда нам кажется, что мы врём — мы не врём. Или же ложь лишь частична. Всё правильно, чтобы создавать ложь, нужно иметь немного истины, в которую искренне веришь. Они часто говорили об этом с Паоло. Но лишь теперь он понял эти слова по-новому, с иной стороны. Он ощутил, как из тьмы «ничего» возникла новая мысль, и как на её появление слетелись другие. Он вспомнил свою первую встречу с Джимми, и вдруг в голове раздался щелчок озарения, а за ним ещё один и ещё.
